Мы должны задать вопрос самим себе что же представляет собой основная работа в нашей культуре? Надо понять, что мы живем в скотоводческой культуре, и основа работы в такой культуре - пленение и убийство животных, для того, чтобы их есть. А это не относится к приятным вещам.
Мы являемся существами с многогранными духовными потребностями и стремлением к достижению более высокого уровня проявления любви и совести, и для нас естественно внутренне осуждать процесс пленения и убийства.
Но скотоводческий менталитет доминирования и соперничества незримой нитью проходит через всю нашу рабочую жизнь. Любой, кто работает в системе корпоративной бюрократии, знает, что существует определенная иерархия, которая работает по принципу доминирования. Поэтому работа становится бременем и наказанием вместо вдохновенной радости творчества, любви и помощи, чем она могла бы быть. Доминирование также укоренилось в нашем жесточайшем отношении к животным ради употребления их в пищу.
Мы сотворили мощную тень. Психологический архитип тени представляет из себя нас самих: то, что мы отказываемся признать о нас самих. Мы обладаем такой тенью не только индивидуально, но и как культура в целом. И мы можем проследить этот теневой аспект нас самих в войнах, в которые мы втягиваемся. Мы оказываемся рядом с врагами делающими ужасные вещи, и мы даже не пытаемся представлять себе, что с точки зрения других существ, мы являемся такими же врагами, делающими ужасные вещи по отношению к ним.
И потому, что мы ДЕЛАЕМ такие ужасные вещи по отношению к этим существам: животным, кого мы едим, и мы отрицаем это, мы неизбежно проектируем то, что мы делаем и отрицаем в себе, на сотворенных нами врагов, которые делают ужасные вещи. И мы должны убивать и уничтожать этих сотворенных врагов, что выливается в построении военно-индустриально-мясного комплекса, который забирает большую часть наших денег, и вкладывает огромное колличество наших ресурсов в смерть и убийство.
Наше безжалостное убийство животных для еды создает гигантскую тень. Мы все это покрываем и подавляем наше естественное чувство сожаления и сострадания. Насилие на нашей тарелке постоянно подталкивает нас с конфликтам. Менталитет, требуемый для поедания животных, сходен с менталитетом войны, с менталитетом разрыва с чувствами. Вил Татл вспоминает, что он уже слышал об этом разрыве с чувствами во время войны во Вьетнаме, и без сомнения так было и во время других войн.
Когда бомбардировщики появляются в небе над деревнями и сбрасывают бомбы, они никогда не видят того ужаса, который они приносят мужчинам, женщинам и детям в маленькой деревушке внизу, когда разрывается бомба и летят части тел. На них не действует та жестокость и страдания, которые они приносят, потому, что они никогда их не видят и поэтому не чувствуют их боли.
Так же как в продуктовом магазине, когда я достаю кошелек и плачу за бекон, сыр и яйца, и продавец улыбается мне, укладывает все в пластиковый пакет, и я выхожу с этим без каких-либо чувств. Но в момент, когда я покупаю те продукты, я становлюсь таким же как и тот бомбардировщик, как тот генерал, который отдал приказ бомбить далекую деревню. Где-то в другом месте в результате моего решения животное будет схвачено за шею и в его шею вонзится нож, и потечет кровь потому, что я хочу есть его плоть, я хочу есть индюшку, курицу, гамбургер, и даже когда это является навязанным мне с детства выбором, потому что меня к этому приучили когда-то давно. Тем не менее сейчас это уже МОЙ ВЫБОР. Я взрослый, я могу делать мой собственный выбор, я ответственнен за него и за его последствия. В результате моего выбора животным и людям наносится прямой вред, но я изолирован от этого, я этого не вижу.
Если бы это случилось прямо передо мной, и я увидел как продавец схватила курицу и зарезала ее, схватила поросенка и зарезала бы его - я бы пришел в ужас и больше бы не сделал моего выбора в пользу поедания животных. Но потому, что я не вижу этого, потому что существует обширная система, покрывающая все и обеспечивающая, что все выглядит нормальным, я не испытываю ни угрызений совести, ни грусти, ни сожаления. Мне все равно и я ничего не испытываю.
Но является ли это здоровым, не испытывать какого-либо угрызения совести, когда я причиняю боль и убиваю других? Мы больше всего боимся тех людей, которые приносят мучения другим и убивают, не испытывая при этом никакого сожаления. Мы запираем их в тюрьмы и желаем им смертной казни. И в тоже самое время мы делаем это сами каждый день по отношению к существам, которые чувствуют также как и мы сами. Которые истекают кровью так же как и мы, которые любят свободу и своих детей также как и мы, и тем не менее мы отказываем им в доброте и уважении и бессердечно эксплуатируем их во имя наших собственных аппетитов на их плоть и продукты (аппетиты, которые мы могли бы изменить если бы захотели).
